Мужская комната

Ты сказала не случайно

Хочешь ты меня орально.

Почему бы нам с тобою

Не уйти в другую плоскость?

Илья Лагутенко

Юлька ехал отдельно от своих одноклассников. Они дразнили его этим именем, и он старался избегать их общества. Мальчик никогда не понимал, что натолкнуло родителей на мысль назвать его так. Это стало проклятием его жизни, заставив в который раз сидеть одному в углу трамвая, сжавшись, надвинув шапку на глаза и втянув руки. Больше всего ему хотелось, чтобы трамвай уже доехал до школы и он смог выскочить.

– Привет!

Юлька не обратил внимания.

– Привет, – повторил невидимый голос.

Тогда он повернул голову, предполагая, что придется уступать место, но существо, которое он увидел, в этом не нуждалось. Юлька замер, боясь пошелохнуться и молча разглядывая. Наполовину существо было человеком – ровно до пояса, после начиналась густая шерсть, подобно набедренной повязки скрывавшей промежность, а из нее торчали две кривые козлиные ноги и пушистая помпочка на хвосте, который существо перекинуло через правую руку, чтобы не волочить по полу.

– Привет! – еще раз произнесло существо.

– Привет, – ответил Юлька.

Оно усмехнулось:

– Как тебя зовут?

– Коля.

– Врешь, – сказало существо.

– А кто ты?

– Я – фавн.

– Что это?

– Это – я.

Существо не делало резких движений, и в его ухмылке не было ничего агрессивного, немного пренебрежения и гораздо больше любопытства.

– Ты мне нравишься, – сказал фавн. – Я не собираюсь тебя убивать.

– Я тебя тоже, – сказал Юлька.

Фавн расхохотался, но мальчик только осторожно улыбнулся. Смеясь, существо стало очень похоже на чертенка.

– Правда? – лукаво спросил он. – Хочешь, я кое-что тебе расскажу?

– Давай, – предложил Юлька, и в его глазах загорелись огоньки.

– Сначала скажи свое имя!

Мальчик надолго замолчал, испытывающе глядя на чертенка.

– Юлий, – наконец, представился он.

– А короче? – тут же поинтересовался фавн.

– Можешь, Юлька… – разрешил мальчик. – Ты обещал, – напомнил он.

– Конечно, конечно, – коварно улыбаясь, согласился чертик. – Обязательно. – Он оглянулся, и Юлька следом за ним. – Ты знаешь, – продолжил фавн, разглядывая пассажиров трамвая. – Они меня не видят, но как ты со мной разговариваешь – слышат.

– Да ты что!.. – пробормотал мальчик, только теперь замечая косые взгляды окружающих. Наверняка, это правда и все заметили, как он сидит на стуле и разговаривает сам с собой. Наверняка, группа одноклассников в другом конце вагона разглядывает его, показывая пальцем. Наверняка, они сейчас смеются тем безжалостным шуткам, которые выдает нагора их любимчик Юра Иванов.

Юлька растерянно посмотрел на фавна. Но тот молчал, ожидая реакции.

– Зачем?.. – пробормотал мальчик и отвел взгляд в сторону.

Фавн улыбнулся.

– Тебя это смущает? – поинтересовался он.

– Что?.. – тихо спросил Юлька.

– Что они смотрят на тебя?

Юлька отпустил глаза и уставился в пол. Смущают ли их взгляды? Конечно! Ведь они смеются, они – это не только одноклассники, они – это случайные люди, которым по сути все равно, но они все равно смотрят – от скуки, от балды, от непонятно чего и составляют свое мнение, словно наделены кем-то этим драгоценным правом – судить. Они смотрят молча, смотрят вроде бы равнодушно, смотрят, только их глаза все равно судят, или с губ случайно срываются слова – все, которыми они тебя осудили.

– Тебе важно их мнение? – спросил фавн. – Тебе по-настоящему важно их мнение?

Юлька нахмурился.

– Почему? – коварно спросил чертик. – Почему тебе важно мнение некомпетентных людей?

Юлька зажмурился, словно надеясь отгородиться от этой крамолы.

– Это не так, – мягко сказал фавн, и мальчик вздрогнул. – Это будет не трудно.

– Только сумасшедшие… – пробормотал Юлька.

– Что только сумасшедшие? Только сумасшедшие не бояться мнения безликого общества? Только они свободны и раскрепощены?

Мальчик кивнул.

– Встань, – приказал фавн. – Встань и улыбнись всем.

Юлька послушно встал, но не посмел ничего больше, остановившись рядом с сидением, не поднимая глаз.

– Эх, молодо-зелено! – воскликнул фавн. – Всему учить приходиться. В то время как многие до всего доходят сами…

Он подмигнул мальчику.

– Смотри, – добавил он. – Работают профессионалы. Нужно всего лишь улыбнуться человеку – и он растает.

Фавн вихлястой походкой манекенщицы подошел к какой-то девушке и ощерился ей оскалом ровных зубов. Сначала девушка никак не отреагировала, вероятно, фавн ей был невидим, но когда он резким щелчком появился перед ней – маленький, невысокий, зубастый, она вскрикнула, отшатнулась, завизжала. Весь трамвай словно по команде уставился на девушку, закрывшуюся руками, спрятавшую лицо и закричавшую невнятицу о чьих-то зубах.

Юра Иванов был отличником в том классе, где учился Юлька. Вместе со своими друзьями он ехал в трамвае. Вчера он здорово повеселился на «литре». К доске вызвали того тупицу, который сейчас сидел в углу трамвая и болтал сам с собой, и предложили пересказать простенькую историю – «Совесть» Гайдара, и, конечно, он не смог этого сделать. Именно в этот момент и случился главный прикол, ведь новенький уже не в первый раз отказывался пересказывать истории. Он всегда молчал, а когда училка напирала с вопросами, то только, что-то отрицая, качал головой. Тогда Анна Михайловна подозвала Иванова, заявив Юльке: «Если ты не хочешь говорить мне, скажи ему», – с чего она решила, что мальчик захочет разговаривать с ее отличником, королевским приближенным, а не с ней с самой, было непонятно, но Юра встал из-за парты, подошел к новенькому и, скрывая улыбку, ехидно спросил: «Почему ты не хочешь пересказывать текст?» – перед всем классом. Новенький стоял, с ужасом глядя вокруг: тридцать детских лиц, смеющихся, болтающих и занятых своими делами, старое, обезьянье Анны Михайловны и одно – правильное и красивое, принадлежавшее отличнику и учительскому любимчику, безжалостное и злое, равнодушное к человеческой личности. О боги, где ты сейчас, тот милый мальчик, что терзал тогда мою душу, заручившись поддержкой старой мумии. Все ваши изображения сохранены у меня в красной виньетке, и когда у меня будет свободное время, я воткну иголки в ваши глаза. Наверное, ты, учительница, уже мертва, но ты, маленький мальчик, еще жив, я знаю… Может быть, между нами уже города, леса и даже океаны, только все равно я отомщу… Доберусь фавном, гоблином, сном, фильмом ужасов, еле слышным писком мины, но доберусь.

Юра Иванов внезапно понял, что завизжала именно та девчонка, которой улыбнулся новенький. Юля провел вытянутой рукой, чертя в воздухе замысловатую дугу, и те, кто оказался под прицелом его пальцев, словно вдруг сошли с ума: они брыкались, кричали, визжали и пытались что-то от себя оттолкнуть.

Юра слабо вскрикнул, потому что новенький остановился на нем. Ничего удивительного. Через весь салон Юлька показывал пальцем именно на него. Сейчас, глядя в его глаза, Юлька больше не видел там мольбы о пощаде, которой еще вчера утром было более чем достаточно. Теперь ясный взгляд новенького выражал другие мысли, совсем другие, безжалостные…

Ох, если бы за моими плечами собрались все силы ада, я бы, улыбаясь, стоял, чувствуя, как их дыхание треплет мои волосы и одежду. Уж я бы насладился тем моментом, когда мои зубы превратятся в клыки, а глаза сменят цвет, уж я бы испытал истинное наслаждение от своего нового облика, и пусть ногти станут длинными, как у девушки, а губы окажутся подкрашенными кровью, ее соленый вкус как раз вовремя, чтобы накормить демонов, одержимых мною…

Юлька смотрел, улыбаясь… Еще секунду назад нормальный мальчик, теперь разъяренный демон, существующий вне памяти и времени.

Юра заорал, пораженный многочисленными видениями, в которых с него сдирали кожу, сажали на кол, топили в кипятке, поджигали уже мертвым… вереницей снов, где «Корпорация монстров» не нуждалась в его смехе… сонмом фантазий… водопадом желаний… галлюцинаций…

Внезапно воздух вокруг мальчика взорвался мгновенными фотокарточками «Полароида», где запечатлелась сотня моментов его самых главных фобий. Юра стоял, а они шурша сыпались, веером ложась вокруг…

Мальчик заплакал. Он бы опустил голову, но чьи-то невидимые руки словно держали ее. Сквозь слезы Юра увидел, как к нему приближается новенький. Юлька подошел, равнодушно ступая по бесчисленным (насекомым) фотоснимкам. Приехавшая несколько позже видеобригада засняла их, и обомлевшие от ужаса телезрители, спешно разглядывая мелкие картинки, смогли увидеть отпечатки детских подошв на ковре «чернушных» фотографий. Юлька остановился очень близко – их напряженные лица повисли в воздухе друг напротив друга. Прошло несколько секунд, и Юля потянулся еще ближе. Кто-то из пассажиров трамвая, говорил потом интервьюеру, что у него возникла мысль, будто мальчик хочет поцеловать мальчика, но то, что произошло на самом деле, не было поцелуем. Юлька высунул язык и слизал соленую дорожку с Юриной щеки от подбородка до самого глаза, потом улыбнулся и отступил.

– Пока, – сказал он, развернулся и направился к выходу из трамвая. Все люди, присутствовавшие там, шарахнулись от него. Мальчик остановился у выхода и застучал кулаками по стеклу, требуя, чтобы его выпустили. Водитель, который уже давно остановил трамвай, подчинился.

Свежий осенний воздух остудил голову. Юля, оглянулся, ища взглядом нового друга, кивнул ему и зашагал прочь. Фавн засеменил рядом. Тридцать четыре человека, прильнув к окнам трамвая, следили за мальчиком.

Потом они все утверждали, что ребенок ушел один, но на самом деле это было не так, впереди, показывая дорогу, торопился чертенок, оставляя на утреннем снегу легкие незаметные следы…

– Попытайся поверить, – предложил фавн. – Просто поверить! Не напрягаясь и не испытывая разочарования…

– Это как? – уточнил мальчик.

Фавн покачал головой и помахал кончиком хвоста, зажатым в правой руке. Юля не спускал глаз с забавного помпончика из шерсти, который гипнотическим маятником заметался у него перед носом.

– Я все равно не понимаю…

Фавн тяжело вздохнул:

– Нет ничего проще! Мы, воспринимая мир, начинаем напрягаться, примеривая новые знания как чулок… и если нам не нравится цвет или размер слишком мал, то мы начинаем нервничать, словно нас или пытаются обмануть, или уже обманули!

– Не понимаю, – повторил мальчик.

Фавн закатил глаза:

– Я тебе предлагаю: не напрягаться, не лезть во взаимоотношения отца и матери, не переживать из-за внешней политики государства, не отрицать существование параллельных миров и необыкновенных существ.

Юля вскинул голову и внимательно посмотрел на разглагольствующего фавна.

– Не надо в штыки воспринимать все новое, – сказал фавн. – Просто доверься… откройся! И все будет хорошо, – заверил он.

На этот раз мальчик покачал головой.

Ветер гнал листья и бумажные клочья, с реки поднимался утренний туман и промозглой сыростью укутывал город. Тяжелые серые тучи клубились у башен православных храмов, гася утренний рассвет и размывая краски.

Они трижды свернули маленькими проулками, проскользнув через дворы и арки старых зданий, мимо поблекшей извести и рунических граффити. Прохожие уже давно перестали оборачиваться и замечать маленького мальчика. Словно под гипнозом Юля следовал за проводником, не запоминая обратной дороги – словно не рассчитывая возвращаться больше. Он шел, размышляя о чудесах и пребывая в смутных надеждах увидеть сказочного единорога.

Забегая вперед, скажу, что это желание осталось неудовлетворенным.

– Есть вещи, – снова заговорил фавн, – гораздо более проблематичные, чем узнать о мамином любовнике.

Юля заранее вздрогнул.

– Мамин любовник, даже если это твой лучший друг, – это ничто, – усмехнулся фавн, видимо что-то вспомнив, а потом со вздохом добавил: – Вот мамина смерть!..

Юля поджал губы.

– Не надо делать такое лицо, – предостерег фавн. – Мы можем исправить все! Все!.. кроме…

Юля опустил голову, предпочитая не отвлекаться от дороги.

– Я это все объясняю тебе, что бы ты просто понял, почему я здесь!.. Ничего больше!.. Ничего личного…

Они вышли к набережной.

– Мы никогда не вернем их! – сообщил фавн.

Темная вода плескалась внизу.

– Кого? – спросил мальчик.

Рожица фавна сморщилась точно высохшая поганка. Он отмахнулся от этого вопроса, словно от назойливого комара.

– Никогда, – сказал чертик. – Никогда… – повторил он чуть не плача…

– Разве ты не умеешь воскрешать? – удивился Юля.

Фавн сплюнул в темную воду, равнодушно поглядел вдаль, не замечая осыпавшихся деревьев, черных контуров домов, мутного воздуха…

– Нет.

– У тебя умерла мама?

Чертик коротко хохотнул:

– Нет, – ответил он, и что-то пробормотал себе под нос…

– Что? – удивился мальчик. – Что ты сказал?

– А? что? – лукаво вскинул брови чертенок. – Что такое?? Тебе послышалось! – добавил он и рассмеялся – звонко и радостно, точно не обсуждал сейчас смерть своих близких.

Они шли рядом уже довольно долго… Если бы Юля сейчас поднял голову и огляделся – он бы не узнал свой родной город… Все разительно изменилось: исчезли тучи, прошла сырость, появились краски – словно в город поздней осенью вернулся зенит лета, расчесав и пригладив юродивого.

Но Юля не смотрел по сторонам, он шел по-прежнему, набычившись, не поднимая головы, не отрывая взгляда от мостовой.

Ярко засияло солнце, и его желтые зайчики от окон и открытых форточек заскакали под ногами, играя в догонялки.

– Посмотри внимательно, – предложил фавн. – Подумай, прежде чем отказаться… Я предлагаю тебе принять свою веру – я предлагаю тебе вступить в Орден и стать магом или волшебником…

– Как Гарри Поттер? – спросил Юля, и фавн растерянно посмотрел на него.

– Возможно, – согласился он.

– Мой друг умер, – объяснил фавн, спустя несколько часов.

Солнце уже давно зашло, исчезли все блики, исчезла мостовая, дома и улица. Город исчез, растворившись в вечерней мгле, лето тоже исчезло, и из могилы выползла злая зима, подослав свою предвестницу – незаметную осень, чья хроническая болезнь – инфлюэнция – растворилась в воздухе, проникая в каждое живое существо, вызывая боль, кашель и паралич.

– Мой друг умер, – повторил фавн, лукаво глядя на собеседника.

Юля ничего не заметил. Он шел так, словно только эта дорога могла вывести его к дому, привычному миру.

Дорога вывела к поселению, которое населяли чьи-то тени, мелькавшие за зданиями высотных домов. Раскоряченные деревья тянули свои ветки к земле, покрытой жухлой травой. Желтая полоска на горизонте не обещала быстрый рассвет.

– Как и любое дело, – сообщил фавн, – стать магом не возможно просто так. Это изменение требует некоторого обряда, назовем его процессом инициации.

Мальчик слушал невнимательно, не понимая смысла разговора.

– У некоторых народностей есть обряды, которые превращают таких мальчиков как ты, – кивнул фавн Юле, – в мужчин. У нас используется что-то похожее.

Они прошли в один из домов, оказавшись в просторном подъезде. Фавн, не давая мальчику возможности оглядеться, быстро пересек комнату и проводил его к лестнице. Поднимаясь по пролетам, он продолжил объяснять:

– У нас уже все готово… Я тебя познакомлю со своими друзьями – это люди: Мила и Гоша, и мы отправимся через другие миры в то место, где можно выполнить обряд максимально легко и безболезненно для тебя.

Юля только мотнул головой:

– Нет, – сказал он.

– Что нет? – удивился фавн.

– Нет, – упрямо повторил мальчик. – Я должен подумать, хочу ли я стать магом.

Фавн страдальчески закатил глаза.

– Я должен сначала узнать, – сказал мальчик, – что это еще за обряд инициации, что именно он в себя включает.

– Идем, – подтолкнул Юлю фавн. – Я обязательно тебе все объясню.

– Сначала объясни, – уперся мальчик. – Сейчас!

– Ты девственник? – прямо спросил фавн.

Юля смутился.

– Сколько тебе лет? – спросил фавн, не дожидаясь ответа на предыдущий вопрос.

– Я никуда не пойду! – воскликнул мальчик.

– И не нужно, – сказал какой-то парень, появляясь у фавна из-за спины.

– Познакомься, это Гоша, – сказала девица, спрятавшаяся, как оказалась, где-то у Юли за спиной. – А это Мила, – представилась она, манерно положив правую руку к себе на грудь, в другой она держала кисть винограда.

– Что происходит? – чуть не плача спросил мальчик.

– Просто так получилось! – объяснил фавн.

– Не понимаю, – взмахнул головой Юля.

– Что именно?

– Я не понимаю!.. – повторил мальчик и растерянно посмотрел на фавна. – Я думал мы друзья, так, как ты сказал.

Фавн взглянул ему прямо в глаза.

– Так получилось, – упрямо повторил он.

– Почему?

– Жизнь такая, – улыбаясь, сказал фавн и мальчик отвернулся.

Юля замер, боясь даже перевести дыхание. Он смотрел куда-то в сторону, не решаясь больше смотреть фавну в глаза, не решаясь видеть в них правду… А фавн стоял рядом, наклонив голову на бок, с озабоченным видом наблюдая за Юлей, словно ожидая, когда тот расплачется от беспомощности и безнадежности.

– Ну вот, ты все понял, – сказал он.

– Нет, не понял, – пробормотал Юля. – Не понял! Не понял! Не понял!

Эхо охотно повторило крик, смазав окончание…

– В таком случае, это твои проблемы, – заявила Мила, решительно схватив мальчика за руку и толкнув в глубь комнаты.

– Нет! – вырвался он. – Не прикасайся ко мне!

Гоша молча наблюдал за происходящим.

– Нет! – закричал Юля.

И парень, словно в ответ, кивнул головой.

– Отлично! – сказал он. – Иди ко мне, я буду…

Фавн отступил на пару шагов, отойдя в другую комнату, но продолжая внимательно следить за мальчиком.

– …буду получать эстетическое наслаждение! – закончил фразу Гоша.

Мила расхохоталась, а Юля, примолк, прислушавшись к ее смеху.

Гоша присел на корточки и раскинул руки для объятий.

– Ну, иди же ко мне, – позвал он.

– Ты сумасшедший, – сказал фавн.

Мила выплюнула виноградные косточки прямо на ковер и сказала:

– Это в знак протеста!

Фавн мельком глянул на нее и снова перевел взгляд на Гошу.

– Иди сюда!..

– Нет! – воскликнул мальчик и отпрянул от парня.

– Ты же пришел сюда именно за этим, – заявил Гоша, протягивая руки.

Мальчик вздрогнул и отрицательно замотал головой, но Гоша не поверил и одной рукой прикоснулся к Юлиной промежности, дружеским рукопожатием слегка стиснув его гениталии…

Юля испуганно пискнул и метнулся в сторону, но Гоша оказался проворнее, еще на лету перехватив мальчика, он обнял его и прижал к себе, этим смертельно перепугав Юлю. Тот взбрыкнулся и вырвался на свободу, побежал к выходу, но, заметив в дверном проеме Милу и фавна, неуклюже развернулся и попытался проскользнуть мимо Гоши. Но парень среагировал мгновенно и подставил подножку, из-за которой мальчик оказался на полу. Пушистый ковер не дал почувствовать удара, но оглушил животным запахом, а прежде чем Юлька успел вскочить, чьи-то руки скользнули по его телу, беспардонно ощупав интимные места, задержавшись на копчике.

Испытывая смертельную панику, едва соображая, что происходит, Юля прямо над ухом услышал горячий шепот: «Соси!» – и сразу провалился в объятия ужаса. Он перестал видеть, слышать и чувствовать, в голове телетайпом неслись тире и точки, образующие вопящие мысли. Единственным стремлением стало желание вырваться из комнаты – любой ценой, даже ценой смерти.

Все, что угодно, лишь бы не слышать командных слов над ухом, абсолютно все, только не чувствовать чужого прикосновения, все – не разбирая средств, не различая дорог!

Юлька просто побежал вперед, нагнув голову и помчавшись напролом, наверняка, полагая, что такая тактика позволит ему пробиться.

– Удержите его! – заорал фавн.

Юля в ответ закричал.

Гоша раскинул руки, пытаясь перехватить, но мальчик еще помнил, как играть в кошки-мышки, он нырнул, почти растянувшись на полу, и проскользнул мимо Гоши, который развернулся слишком медленно, чтобы успеть вцепиться в одежду Юли, пальцы просто скользнули, словно лаская и обещая…

Мила оказалась гораздо более проворной, она, выкинув виноград, бросилась следом, фантастическим прыжком перенеслась через Гошу и горной кошкой упала откуда-то сверху на мальчика. Они оба покатились кубарем по пушистому ковру…

Фавн, и не думавший бросаться в погоню, остался стоять в дверях, длинными пальцами вцепившись в дверной косяк и напряженно улыбаясь.

Выпутавшись из объятий Милы, Юля пихнул ее пару раз коленкой в лицо, отчего девушка, не успев защититься, оказалась с разбитым носом. Взвыв, она схватила его за левую ногу, всем телом повиснув на ней, и задержала мальчика, пока Гоша, поспешив на помощь, подхватил Юлю и, вывернув руки, опустил его на колени.

Мальчик, наклонив голову, зарыдал.

– Вот и чудненько! – сказал фавн. – Все готовы к медитации?

Мальчик, не услышал, Гоша не обратил внимания, а Мила вскинула голову:

– Медитация? Почему мы просто не можем придти туда?

Фавн глянул на нее косо.

– Закрой глаза, – попросил он.

– Зачем? Что с того изменится? – возмутилась Мила.

Она стояла перед ним – женщина перед неясным существом мужского пола. Ее лицо дрожало, а руки оказались разведены в стороны. Она требовала объяснений, она ждала подробного рассказа, она хотела понять, почему в точку, которой не существует на земном шаре, нельзя добраться каким-либо известным транспортом.

– Ты в самом деле чокнутая! – бросил фавн и отвернулся.

– Ты можешь объяснить, с чего ты сейчас зациклилась? – спросил Гоша. – Для чего устраиваешь сейчас истерику?

Теперь она посмотрела на него.

– Ты дурак! – воскликнула она. – Вопрос, не в том, что мы должны уйти в медитацию, чтобы оказаться в каком-то модном месте. Проблема в том, что ни твоего, ни моего присутствия там не требуется... И я хочу знать, зачем нам отправляться в такое долгое путешествие? Смысл?

Фавн повернулся. Он постарел, ссутулился, поседел всего за несколько минут... или может уже давно превратился в умирающее существо, просто никто не заметил до сих пор, насколько он близок к исчезновению...

– Мне нужна помощь, – сказал он. – Я один не справлюсь. Я заплачу отдельно.

Мила отвела взгляд, Гоша тоже потупился.

– Вопрос решен? – спросил фавн.

Мила коротко кивнула.

– Да, – сказал Гоша.

– В таком случае не будем медлить, – произнес фавн, слегка распрямившись. Может быть, молодость не вернулась к нему, но исчезла гнетущая старость. – Подготовьте мальчика. Нам предстоит ввести его в транс.

Глянув исподлобья на старика, Мила вышла из комнаты, а через минуту за ней последовал парень, унося на руках Юлю. Фавн долго глядел им в след, наверное, вспоминая свои молодость и счастье. Затем ухмыльнулся и тоже покинул комнату.

Собака лежала в дальнем углу комнаты, вытянувшись и положив голову на лапы. Черными глазами она внимательно следила за передвижением всех присутствующих.

Фавн расположился на диване; подоткнув подушки, он возлежал на софе и равнодушно наблюдал за другими. Мила сидела на ковре и перебирала четки. Она не смотрела на бусины, и большую часть внимания уделяла телевизору, который работал с выключенным звуком.

Самую большую активность проявлял парень – ему приходилось удерживать Юлю. Мальчик не вырывался, он был сонный и беспомощный.

– Может ты его на руках поддержишь? – спросила Мила, с сомнением глядя на ребенка рядом с собой.

– Нет смысла! – ответил Гоша, и Мила зло посмотрела в его сторону.

– Приведите его ко мне! – позвал фавн, и Мила нехотя вернулась к телевизору.

Гоша поднял ребенка и, слегка подталкивая, направил его к командиру.

Юля едва смог дойти до дивана, расположенного от него всего в пяти шагах. Приблизившись, он немедленно опустился на пол. Фавн с разочарованием глянула на это.

– Вы переборщили с дозой? – спросил он.

– Нет, – ответила Мила мгновенно.

Фавн поморщился.

– Какое небо тебе больше нравится? – спросил он у Юли.

Мальчик на мгновение задумался. Он обнял себя за голову и закрыл глаза.

– Что за дурман вы ему дали? – снова спросил фавн.

Мила расхохоталась.

– Белладонну, – ответила она.

– Не знаю, – пробормотал Юля.

Фавн тяжело вздохнул.

– Дневное или ночное? – спросил он и немедленно добавил, обращаясь к Миле: – В таком состоянии его будет труднее ввести в транс.

– Да ладно, – воскликнула Мила. – Я сама это сделаю, если ты не сможешь!

Мальчик неуверенно открыл глаза.

– Дневное, наверное, – предположил он.

– Отлично, – пробормотал фавн. – А теперь представь его себе.

– Мысленно? – уточнил мальчик.

Фавн закатил глаза.

– Мысленно, – согласился он.

Юлька послушно представил дневное небо, в котором была пронзительная синь и легкое кружево облаков на востоке. Он представил себе верхушки тополей, полощущихся в летнем небе, увидел где-то прерывистую линию, оставленную самолетом, почувствовал запах высохшей травы и завядших на жаре цветов.

– Потрогай, – услышал он голос извне.

Юлька протянул руку и потрогал. Иллюзия, созданная им, оказалась реальной, на ощупь она была как стекло. Мальчик удивился этому открытию, он поднес ладонь к лицу и внимательно изучил ее. Убедившись, что рука совсем не изменилась, он снова протянул ее к окружающему пейзажу.

– Почувствуй реальность, – снова приказали извне, и мальчика послушался – он почувствовал.

Он почувствовал хрупкость соломинки, в которую превратилась летняя трава, он обжегся горячим воздухом, ворвавшимся в его легкие, и он снова поднял руку к лицу, но на этот раз, чтобы стереть выступивший на лбу пот.

– Разбей!

Юля испугался. Он замотал головой, отказываясь уничтожать реальность вокруг себя.

– Разбей, – повторил безжалостный женский голос. – Немедленно разбей.

Мальчик испуганно сжался и склонил голову, искоса оглядываясь вокруг, в попытке понять, кто именно старается уничтожить его летнюю сказку.

– Нет, – робко сказал он.

– Тогда это сделаю я, – отрезала женщина. – Лучше сделай это сам!

И еще Юле показалось, что он услышал где-то вдалеке старческий смех.

– Перестаньте! – воскликнул он. – Немедленно перестаньте!

Но солнце было неумолимо, оно светило уверенно, гася все иные светильники, не допуская других надежд, кроме тех, что продиктовало небо... Ощущение ирреальности накатило, запах отцветающих тюльпанов заполнил голову, осколки мыслей разорвали череп и окровавленные разлетелись, царапая окружающих...

Мальчик очнулся рядом с огромным камнем, выброшенным на высохший берег старым морем, которое давно уже отступило перед натиском желтого солнца, сожравшего из почвы влагу, вытопившего соль и превратившего глину в легковесный песок, который гоняет теперь лишь ветер времени.

Рядом раздался взрыв – БУХ! – который покачнул камень и растрепал песок, заставив его взвиться в воздух, а затем осесть, мелкой дробью простучав по щекам и плечам.

Юлька вздрогнул и вжал голову. Целую минуту он просто сидел рядом с камнем, не рискуя подняться и посмотреть вокруг. Целую минуту ничего не происходило: шуршал ветер, палило солнце, дымчатым маревом дрожал воздух. Наконец, стало настолько жарко, что оказалось нестерпимо и дальше сидеть под камнем без движения. Тогда Юлька поднял голову и неуверенно оглядел камень.

Тот оказался старым, растрескавшимся булыжником, некогда мохнатым, но теперь уже с окаменевшей «щетиной», чья тень робко пряталась под ним самим, едва выглядывая где-то сбоку, чтобы прикрыть пару жалких сантиметров рядом. Из-за этой тени Юлька предположил, что сейчас полдень или около того.

Снова раздался взрыв – БУХ! – и звон битого стекла. Снова задрожал булыжник и по щекам на плечи скатился мелкий песок. На этот раз Юлька только вздрогнул. Пару секунд он медлил, собираясь с силами, а затем выглянул из-за камня.

Мир еще раз доказал свою жалкую природу: звон битого стекла был отнюдь не случайным – это рушилась безбрежная пустыня, которая расстилалась вокруг камня. В ее ровных желтых просторах зияли черные дыры, обнажая темный космос без звезд.

Мальчик потряс головой, чтобы отогнать это видение, его мозг отказывался воспринять то, что зафиксировали его глаза. Вдоль горизонта вышагивала армада котов в сапогах. Тысяча или больше мохнатых мурлык, нацепив шляпу и вооружившись гранатами, шла на задних лапах крушить мир. Тысяча или больше хвостов раздраженно метались между ног, обутых в черные сапоги. Десятки тысяч или больше гранат болталось на ремнях, застегнутых вокруг пушистых животов. Сотни тысяч усов дрожали в воздухе, вылавливая отрицательные вибрации.

Мальчик закрыл глаза и сполз по камню на раскаленный песок. Снова он – миллионами крупинок засыпался за ворот, попал в глаза, запутался в волосах, так сильно, что Юля затряс головой, чтобы избавиться от такого вторжения. В голове никак не укладывалась мысль о реальности увиденной картины, но мир снова затрясся от взрывов – БУХ! БУХ! БУХ! – и снова – ДЗЫНЬ! ДЗЫНЬ! – полетело стекло... Но Юльке не надо было высовываться из-за камня, чтобы узнать, что никакое это не стекло, что это сама пустыня, что это сама ткань мира рушиться, взрываясь... что никакие это не коты, что это ломатели, размыкатели... это они пришли изменить непослушного мальчика и научить его хорошим манерам!

Где-то снова раздался старушечий смех...

Кот, не шевелясь, стоял на задних лапах. Огромный, в человеческий рост, и пушистый, с круглыми глазами, разделенными на равные половинки черными зрачками-лезвиями, он напоминал статую древнему богу, которого давным-давно забыли люди. И может быть, он ничего не чуял, но зато отлично слышал – уши у него стояли торчком, мгновенно разворачиваясь навстречу звуку.

Мальчик боялся пошевелиться – в лапах кота была сжата бутылка с горючей смесью и еще пара таких же болталась на животе. Любое неосторожное движением, выдающее тебя, – и она взрывается рядом, разбрызгивая обжигающую жидкость.

Конечности затекли. Та случайная поза, в которой мальчик оказался, когда заметил животное, направлявшееся к нему, была крайне неудобна: тело изогнуто и прижато к жесткой поверхности валуна, правая рука слишком задрана, а левая – неестественно выгнута.

«Надолго меня не хватит», – подумал он, наблюдая за котом, замершим в прыжке.

Другой возможности не будет.

Мальчик опустил голову и побежал.

Ландшафт пустыни был удивительно однообразен: желтые пески, желтые барханы, желтые, ломкие стебли колючих растений, редкие пожелтевшие валуны. Выбеленная от вечного солнца почва крошилась под ногами. Горячий сухой воздух маревом висел на горизонте.

Теперь мальчик несся большими прыжками, едва касаясь земли. Из-под подошв его сандалий вырывались сухая глина и горячий песок. Кот мчался следом.

Первая «зажигалка» взорвалась рядом, и поток горячего воздуха обжег тело, пыль сразу же забила рот и глаза. Мальчик, отплевываясь на ходу, метнулся в сторону. Теперь он бежал зигзагом, а бомбы взрывались вокруг ежеминутно. Сизое облако медленно поднималось к небу. Оттуда, сверху, было отлично видно, как устает мальчик, как сломя голову несется кот, как быстро сокращается расстояние между ними.

Мальчик вскрикнул и ничком упал на землю. Испуганный и обезумевший, он свернулся калачиком, засунул голову между колен и зарыдал, уже не надеясь на спасение. Кот настиг его через несколько секунд; выпустив когти, он прыгнул вперед, собираясь вцепиться в беззащитное тело. Мальчик зажмурился – он никак не был готов глядеть в лицо смерти…

Пушистое тело обрушилось вместе с миром, осколки накрыли его лавиной, которая понесла Юльку бурлящим потоком через перекрестки миров. Приоткрыв глаза, он испуганно таращился по сторонам и, кажется, сквозь гвалт, звон и скрежет продолжал слышать старческий смех и чей-то разговор.

Самое странное, что Юля ни задохнулся, ни обо что не порезался. Он перемещался не в пространстве, а в сознании, и каждая сущность превратилась в понятие, где вместо синяков и тромбов образовывались мысли и чувства, где исчезла грань между априорным и эмпирическим, где от реальности остались только желания, а все остальное больше походило на сон! Сон, который внезапно оборвался, чтобы начаться совсем в другом русле…

Как занавес старого театра вдруг спало затемнение, обнажив неожиданные декорации – Юлька ошалело стоял, растерянно оглядываясь:

– Где я? – спросил он.

– Где такой я? – уточнил Гоша, подтолкнув в бок Милу.

– Где гном? – спросила она.

– Какой гном? – удивился Гоша.

Мила раздражено скривилась:

– Какой! Какой! – передразнила она. – Фавн!

– Сбежал! – предположил Гоша.

– Да куда он сбежит-то? – Мила была рассержена.

Юля стоял, растерянно изучая обстановку: серые стены большой комнаты, потонувшей в полумраке, широкие картины на оборванных обоях, разбитые кадки с окаменевшей землей между разбросанных столиков и перевернутых кресел, – перед ним словно бы мерещился холл элегантной гостиницы, пережившей всех своих постояльцев.

– Где мы? – спросил мальчик. Он стоял посреди огромной комнаты, служивший очевидно прихожей.

– Это место идеально подходит для игры в прятки! – заявила Мила и подтолкнула Гошу в бок.

– Да, – согласился он, уныло взглянув вдоль пустых серых стен.

Юля поднял глаза и посмотрел на верхний этаж, с которого к ним спускалась витая лестница.

– Решено! – воскликнула Мила и, повернувшись к Юле, добавила: – Водить тебе!

Юля пожал плечами:

– Но я не хочу! – сказал он.

– Какой ты скучный...

– Какая тебе разница!

Мила промолчала; с пугающей легкостью она взбежала до лестничного пролета, и, перегнувшись через перила, крикнула:

– До считай до ста!

Услышав это, Гоша усмехнулся:

– Мне не хватит!

– Иди, ко мне! – позвала его Мила. – Наверх!

Усмешка на его лице ничуть не изменилась – она осталась такой же смурной, слегка жуткой, не обещающей ничего хорошего. В каждой складке его лица сгустились тени, а под глазами словно выросли фиолетовые фонари, и все лицо перекосилось, потеряв прежние черты привлекательности, но приобретя некоторую загадочность и таинственность, свойственную мертвецам.

Он послушно поднялся к ней, тяжело переступая ногами:

– Что?

Она, словно и не заметив его настроения, задорно вздернула плечиками, повела личиком, приглашая подняться выше, – видимо, сразу к звездам.

– Постойте! – вскрикнул мальчик, тревожно наблюдая за удалявшимися парнем и девушкой. – Куда вы?!

– Мы не вернемся, – пообещала девушка, снова перегнувшись через перила, но на этот раз ее легко удержал Гоша, полуобняв за талию. – Ты должен будешь найти нас!

– Сможешь? – уточнил парень.

Мальчик застыл, удивленно глядя на них.

– Подождите!

– Досчитай до ста! – напомнила девушка, открывая одну из дверей, за которой Гоша увидел еще один коридор, заваленный старыми вещами вроде корзин, абажуров и книг. Мила скривилась и поглядела на него через плечо.

– Давай! Давай! – поторопил он и подтолкнул ее вперед. Она сделала шаг и исчезла в сумраке комнаты, следом за ней последовал и Гоша, не забыв за собой прикрыть дверь. Юля бросился за ними, спеша нагнать и страшась потерять, но когда подбежал к двери и распахнул ее настежь, кроме паутины, пыли и тишины, ничего там не обнаружил.

Они бежали вдоль облупившихся стен, где висели посеревшие портреты, мимо журнальных столиков, затянутых паутиной, мимо занавешенных окон и закрытых дверей. Коридор петлял, уводил, обманывал, обещал, дарил, вселял, исполнял...

Где-то за очередным поворотом, Гоша неожиданно остановился и остановил Милу, подхватив ее и прижав к себе.

«Давай!»

Совсем рядом, близко-близко, как в старых фильмах с почерневшей от времени пленкой, они были рядом, смотрели друг другу в рот и щупали пальцами внизу.

– Мы не найдем его, – прошептала Мила.

– Забудь!

– Нет! – Ее категоричное слово вылетело как плевок ему в лицо.

– Ты будто режешь мне вены!

– Я другое отрежу, – с усмешкой пообещала она.

– Попробуй! – Он сжал словно в тисках ее талию.

Она не заплакала, а вздернула как прежде личиком, всем своим видом обещая вендетту:

– Ты не понимаешь! – Она покачала головой. – Мне нужно его достать здесь, пока не появилась эта летака с пенёй за неустойку!

– Зачем?

– Так надо!

Гоша отстранился, отступил, помахал рукой, показывая направление:

– Пожалуйста! Путь открыт!

– Ты не понимаешь, – повторила она, с горечью глядя туда, куда он показывал.

– Объясни! – предложил он.

– Я хочу его...

– Ты хочешь деньги!

– Помоги мне! – она захрипела и приложила руку к горлу.

– В чем?

Мила подняла глаза и посмотрела прямо на него. В серых сумерках отеля, ее лицо показалось ему колодцем, в котором где-то на дне смутно играла вода.

– МЫ ЗДЕСЬ! – закричала она мальчику. – ИДИ К НАМ!

Не ожидая ее крика, парень вздрогнул и отпрянул.

– Ты одержимая, – сказал он.

– Ты тоже, – ответила она.

Они оба замолчали, прислушиваясь к топоту мальчика.

– Побежим! – позвала она, хватая Гошу за руку. – Нам нужно заманить его еще глубже.

Она снова уставилась на него, и ему снова вспомнился глубокий колодец, глубокий настолько, что выбраться из него могли только самые юркие и ловкие твари с самыми длинными и острыми когтями.

– Скажи мне, какую игру ты с нами играешь? – спросил он, впрочем, не надеясь получить ответа.

– Потом! – пообещала она, едва не плача. – По дороге... обязательно...

– Твои слезы для меня ничто! – напомнил он.

Мила, в самом деле, провела рукой по лицу, вытирая щеки. Она не стала отвечать, а побежала, и он за ней следом, и где-то позади мальчик, ориентируясь на звуки их разговора.

– Его привели сюда для обряда инициации! – напомнила она.

– Да ты что!

– А ты – что? – настолько глуп, что не понимаешь этого?

– А ты – настолько глупа, что веришь в это?

Они снова остановились посреди коридора, и, судя по звукам, где-то позади остановился мальчик...

– Оглянись! – приказала она.

Он оглянулся.

– Ну? – спросила она.

– Что ну?

– Что ты видишь! Соображай, быстрее!

Юля автоматически оглянулся.

Интерьер ничуть не изменился: на потолке битые люстры, на полу – их осколки, словно разбитые звезды, тускло блестят и хрустят под ногами.

– Ты видел, что делается в этих комнатах? – спросила Мила и показала пальцем на ближайшую.

– Нет! – ответил парень и покачал головой.

– А ты посмотри! – предложила она.

Юля оглянулся, выбирая самую безопасную: все были одинаковыми, хмурыми, серыми, неразличимыми... Он робко подошел к ближайшей и неуверенно прикоснулся к ее ручке.

– Да ты не бойся! – долетело издали. – Посмотри, и сам все поймешь!

Он надавил и отшатнулся, ожидая, наверное, роя летучих мышей или свору черных ворон. Ничего подобного не последовало, за дверью оказалась пустая спальня, с огромной кроватью и платяным шкафом в углу. Минуту, может дольше, он с разочарованием глядел на более чем скромную обстановку, затем развернулся и распахнул дверь напротив.

– Ты видишь?

– Нет, – ответил Гоша.

– Да приглядись же! – В голосе звучало столько отчаяния, что даже Юля пожалел Милу. Но сколько он сам не вглядывался в ландшафты пустых комнат, он не понимал, что она имеет в виду, предлагая «просто оглядеться вокруг».

– Я не понимаю, – сказал наконец Гоша.

Юля тоже был готов подписаться под этим.

– Это бывший бордель! – сказала Мила, и Юля с Гошей пожали плечами.

– Почему она так решила? – подумал вслух Юлька.

– Потому что... – ответила Мила на безмолвный вопрос Гоши.

– В принципе возможно... – согласился он. – Только нам какая разница?

– А как ты думаешь? Зачем приводить девственника в такое место?

Гоша скривился.

– Фавн хочет его трахнуть? – предположил он.

Юля почувствовал, что от напряжения дрожат колени и сводит скулы. Он обхватил голову руками, чтобы она не лопнула, как переспелая тыква.

– Фавн, по-моему, асексуален! – воскликнула Мила. – Даже если он и испытывает влечение к людям, то только к своему Рею, которого давно уже похоронил где-то посередине между этими параллельными мирами! А вместе с Реем умерло и его либидо!

Юля тихо опустился на колени, а потом прилег на пол. Сейчас он боялся издать хоть какой-нибудь звук, способный выдать его присутствие, и тихо радовался, что не стал догонять этих молодых людей, а сумел просто приблизиться к ним настолько близко, что теперь слышит, как они обсуждают его судьбу.

– Так в чем же дело? – спросил Гоша.

– Не тупи! – крикнула Мила. – Я же все тебе разжевала!

Парень пожал плечами:

– Все равно не понимаю!

Мила застонала:

– Не тупи! – прошептала она, обнимая молодого человека. Руки оплели шею, ноги сцепились замком вокруг поясницы – она повисла на нем, как обезьяна на дереве. – Последняя подсказка – тебе платят за это дополнительные деньги…

Гоша отстранился и посмотрел ей в глаза.

– Догони его! – крикнула Мила. – Я слышу – он где-то рядом!

Юлька прижался к стене. Рядом были свалены серые вещи: пара совков, пыльный веник и пластмассовое ведро без ручки. Мальчик, скосив глаза, стоял молча, изучая старые предметы.

Вдалеке раздался топот шагов – кто-то бежал, и, скорее всего, это была не Мила…

Парень промчался мимо, ничего не заметив. Юлька подождал несколько минут, сколько смог выдержать, и, высунувшись из укрытия, огляделся – коридор был пуст, вдоль серых стен с заплесневевшими обоями стояли сервизные столики, кое-где еще валялись осколки ваз и даже стебельки высохших цветов.

Юлька выскользнул из ниши и осторожно, стараясь не шуметь, проследовал вдоль стены, огибая груды мусора и предметы рассыпавшегося интерьера. Он распахнул дверь в ближайшую комнату и заглянул внутрь. В сером сумраке, обычном для отеля, проявилась пустая комната, с этажеркой и холстом, прислоненном к стене.

Юлька проскользнул внутрь и прикрыл дверь. Сначала он подошел к окну и выглянул из него. Серая пелена дождя до сих пор не развеялась – был виден ажурный карниз старинного особняка и смутные фасады здания где-то невдалеке, некоторые окна в другом крыле слабо светились, но это не их свет разгонял полумрак, а этот полумрак жадно поглощал свет, оставляя размытые пятна в сплошной серой массе.

Отойдя от окна, мальчик приблизился к холсту. Присел на корточки, заглянул за рамку. На сером полотне не было ни одного мазка кисти – неизвестный художник умер без вдохновения, оставив девственным некогда белое, а теперь покрытое пылью пространство внутри прямоугольника рамки.

Юлька, напоследок оглядев комнату, покинул ее и осторожно вернулся в коридор, где висела тишина и пыль. Мальчик быстро пересек его и оказался в следующей комнате, где из мебели были только диван и гардина, нелепо провисшая с одного края. Юля заглянул под софу, отодвинул занавес – но никого не нашел в комнате.

Вернувшись в коридор, он неудачно споткнулся о старую спинку от кресла, едва не вскрикнул от боли и был вынужден присесть на корточки, чтобы растереть ушиб на ноге. Пока он этим занимался, вдалеке раздался шум шагов. Услышав приближающийся стук каблуков, Юлька вскочил и метнулся прочь, затем приостановился и замер, задумавшись.

Звуки приближались, теперь это была женщина, и она не просто пронесется по коридору, как сделал это Гоша, а пройдется взглядом как сканером, заглянет за каждый выступ, обследует каждую щель. Юлька юркнул за столик; опустившись на коленки, он выглянул из-за укрытия.

В самом деле, в начале коридора появилась Мила. В ее руках светился фонарик, и довольно ясное пятно прыгало то далеко впереди, выхватывая сломанные кресла, разбитые абажуры и дверные ручки пустующих номеров, то вблизи, освещая стены и проемы, в которые Мила входила бесцеремонно, выискивая доказательства пребывания здесь мальчика.

Что же делать?

Простые мысли покинули голову, тело стало легкое и практически невесомое, предощущение проигрыша загипнотизировало сознание, осталась только безысходность – осталось только затаиться где-то здесь или успеть прошмыгнуть в одну из комнат, чтобы надежно спрятаться, положившись исключительно на удачу.

Юля снова осторожно выглянул из-за столика – Мила сверкнула фонарем, скользнув светом где-то рядом. Возвращаться смысла не было, и Юлька, стараясь не выпускать из вида пятно света, двумя осторожными шагами вдоль стены приблизился к одной из комнат, в которой еще не был.

Номер оказался двухместным, кроме – «плацдарма любви» – огромной полуразобранной кровати в центре комнаты, Юлька заметил платяной шкаф в углу комнаты и дверь, видимо, в ванную. Метнувшись к кровати, он заглянул под полог, этим вспугнув несколько совокупляющихся пауков в изголовье, затем опустился на колени и посмотрел между ножек – ничего дававшего надежное укрытие не обнаружил, поэтому повернулся к шкафу, который сиротливо прислонился к стене. Юлька слишком резко распахнул его створки, конструкция, терпевшая множество лет давление неподвижного воздуха, не выдержала и рухнула, окатив мальчика пыльной волной. Юля остался стоять над грудой старых деревяшек и развалившихся листов фанеры.

Мила размышляла над пустой рамой о смысле бытия, когда в одной из соседних комнат раздался грохот.

Она склонила голову набок, удивленно прислушалась.

– Кто бы говорил! – хихикнула она. – А мальчик-то попроще будет, чем казался!

Она отвернулась от пустоты, символизирующей бессмысленность, и, не колеблясь, направилась к двери. Мила, наверное, улыбалась, когда выглянула в коридор:

– Ку-ку, – прошептала она себе под нос. – Ку-ку! Кто не спрятался – я не виноват!

В комнатах шептался сумрак, из его темноты выступали очертания предметов, чьи угловатые очертания напоминали скучающих подростков, застывших во время игры «день-ночь». В каждом из них мерещился Юлька, и Мила добросовестно освещала закутки, надеясь выудить из тьмы измученную рожицу мальчишки, в глазах которого кроме страха притаилось отчаянье.

Комнаты оставались пустыми – ни в одном мальчика не оказалось.

– Иди ко мне, – позвала Мила. – Иди, я буду!

Решительно покачав головой, словно пообещав больше никогда не возвращаться к прошлому, она направила свет фонарика вперед и шагнула в очередную комнату. Луч пробежал по стенам, остановившись на двуспальной кровати.

– Неплохо! – оценила Мила.

Очень давно комната была черной с бледными розами, рассыпанными по стенам. Теперь обои слезли, обнажив светлый фон под собой, штукатурка с потолка ссыпалась, а люстра разбилась, сломав полог у кровати. Белье со временем свалялось в один большой ком, который свисал с одной стороны кровати, с другой был виден матрас с парочкой раскачивающихся пружин. Словно лучом циркового прожектора, Мила выхватила их из темноты и на минуту замерла, следя за причудливыми тенями, переплетающимися на противоположной стене.

– Ты был здесь? – спросила она.

Лучик фонарика соскользнул с кровати и промелькнул по полу и стене, едва задев подоконник. Мила остановила взгляд на обломках шкафа, вокруг которого все еще клубились пылинки. Она ухмыльнулась, наблюдая их танцующую игру в свете своего фонаря. Мила покачала головой:

– Ну и где же ты?

Луч соскользнул с обломков шкафа и плавно, освещая по дороге каждую мелочь, добрался до дверей в ванную. Слишком маленький, чтобы показать сразу весь дверной проем, он заметался по косяку, фотографируя только самое главное. Следя за каждым миллиметром, выхваченным из темноты, Мила нахмурилась.

– Спрятался там? – спросила она. – Но это было бы глупо с твоей стороны!

У себя перед лицом она помахала рукой, с зажатым в кулаке фонариком, и странные фигуры, качнулись в углах комнаты. Как старые демоны, они выползли из тайников, волоча за собой скомканные одежды из тени, и протянули крючковатые руки, словно только и мечтая выпустить кровь из горла непослушных.

Мила усмехнулась и посветила фонариком прямо сквозь дверной проем ванной комнаты. Все тени сразу же отступили, словно разуверившись в своих силах, а из той темноты, в которой как в нафталиновой вате, мертвые хозяева хранили старые сокровища, выступили сломанная мебель и тряпки, развешанные по стенам.

– Тебе будет хорошо, – пообещала Мила, – практически…

Она неуверенно пересекла комнату, оглядываясь и ежеминутно ожидая подвоха. Приблизилась к ванной комнате, приоткрыла дверь, облокотилась о косяк, посветила внутри, но кроме пыли и ночных бабочек не обнаружила ничего. Удивленно вскинув брови, она шагнула внутрь, отдернула занавеску, пнула сверток полотенец, потянула ручку шкафчика, но и за его резной дверцей не оказалось фамильных скелетов…

Ничего не понимая, она удивленно огляделась, еще раз посветив фонарем по углам.

– Если тебя нет здесь, здесь и здесь, – проговорила она в воздух, – тогда кто гремел только что? Тот шум поднял кто, если не ты?

«Отель?»

Собственная мысль показалась настолько чужой, словно пронеслась не в голове, а раздалась в пространстве тихим шепотом привидения, словно было движение пылинок в воздухе, словно поднялся затхлый запах из подвала...

«Отель?»

Тварь из другого измерения, где жизнь не протекает на основе физических процессов, монстр, из немецких сказок, удручающе нудных и одновременно безжалостно страшных, чудовище, чья душа роем блеклых ночных бабочек летит на свет, чтобы наконец сгореть и обрести вечный покой... Отель...

Где в каждой комнате хранится своя история, сотни рукописных строчек, выеденных молью, написанных кровью на стенах мелким бесом, и, как ноты сумасшедших композиторов, переплетенных в мощную симфонию, способную передать боль и страдание человечества, обреченного жить во грехе... Отель, это то место в сознании, где никогда не включают свет и не выносят мусор, это место, куда никогда не проникнуть судебным психоаналитикам, только крысам и прочим бескрылым тварям, протискивающимся сквозь темные норы к ядру биосистемы... Отель!

Она представила себе град молний, тучи фейерверков и всполохи пожарищ. Это гадины из подводных глубин, это кикиморы из неподвижных болот, это черти из огненных преисподен. Это мы, это армия нас! Это каждый постоялец отеля, на время вселившийся в номер и не убравшийся в ванной, не спустивший воду в унитазе, не выкинувший презервативы, это пятна крови и мочи, это запах подгоревшего молоко, спирта и грейпфрутовой жвачки, это я, забывший выключить свет, воду и газ, все ближе... с каждой минутой ближе...

С грохотом ядерного взрыва захлопнулась дверь. Мила вздрогнула и обернулась, чтобы посветить фонариком и увидеть, как двигается ручка, кем-то удерживаемая снаружи. Она взвизгнула и отшатнулась, а бабочки заметались вокруг нее, всполошенные бликами фонарика, запищали мыши и задвигались кучи тряпья по углам, в самых дальних уголках (подсознания) ванной загорелись чужие огоньки, имитирующие блеск восточных глаз. Импульсивно отодвигаясь от двери, Мила наступила на ширму, загораживающую полуразрушенную джакузи, запуталась в ее прозрачной занавеске и с громким криком свалилась ничком на пол. Где-то между пальцами прошмыгнули мыши, скользнув по телу, они юркнули в подпол. Расползлись мокрицы и длинные гусеницы-многоножки; закрыв лицо ладонями, Мила сжалась в комок; подогнув колени, укрывшись сорванной со стены занавеской, она ждала, когда пройдет страх и наступит штиль.

Отель не может нанести тебе физическое увечье – он разделяет метафизические сущности, открывая клетки со слабыми, опутывая ловушками диких. Здесь никто не разрежет живот и не выпустит кишки наружу, здесь сведут с ума, парализуют волю, уничтожат мысли, разденут догола и выставят на посмешище, пообещают и обманут, дадут мнимое и заберут настоящее.

Уже через минуту ощущение нервного напряжения спало, и Мила поднялась на колени, стряхнув волосатых куколок и крысиный помет. Размахивая фонариком, словно волшебной палочкой, она подбежала к двери и надавила на ручку. Неожиданно та легко поддалась и Мила выскочила в спальню. Особо не оглядываясь, девушка пробежала через комнату и оказалась в коридоре. Где-то, подсказывало ухо, шла борьба, и через мгновение Мила увидела ее. В блеклом свете фонаря оказались две фигурки, сцепившиеся дальше по коридору.

Мила с разочарованием посмотрела туда:

– Так легко и быстро, – прошептала она. – Я даже не ожидала…

Легкой походкой манекенщицы (путаны) она направилась к сражавшимся. Луч ее фонаря, вспыхнувший неожиданно ярко, вскоре ослепил их, и они отпрянули друг от друга, прижав кулаки к лицам и слегка опустив головы, словно боксеры на ринге.

– Отойдите, – вскрикнул Юлька, прижавшись к стене. Он крутил головой, испуганно бросая взгляд то на девушку, то на молодого человека, который находился сзади.

– Он мой? – спросил Гоша.

– Мы можем сделать это вместе, – возразила Мила.

– Хорошо, – кивнул парень, не спуская глаз с Юли.

Мальчик съежился:

– Не надо, – попросил он.

– Почему? – спросила Мила. – Ты чего-то боишься? Ты инфантилен? Не хочешь становиться мужчиной, научиться отвечать не только за свои поступки, но и за ошибки людей, которые будут рядом с тобой?

– О чем ты говоришь?! – всплеснул руками Юля. – Я прошу тебя…

Гоша оказался рядом, а у его ног скрючился Юлька, с мольбой глядя снизу вверх.

– Обожаю такие моменты, – сказал Гоша, расстегивая ремень.

– Подожди, – остановила его Мила. – Мужчины такие грубые, – прошептала она, опуская на колени к мальчику. – Не бойся!

Она протянула руку и прикоснулась к его плечу. Юлька вздрогнул и отодвинулся.

– Ну, не бойся. – Она сжала между пальцами материю его рубашки. Отодвигаясь от девушки, Юлька оказался прижатым к ногам Гоши. Сначала он этого не заметил, но когда головой задел свисающий край ремня, вскрикнул и метнулся в сторону. Гоша бросился следом, какое-то мгновение казалось, что Юлька уйдет, но парень стремительным движением настиг мальчика и повалил на пол. Они покатились кубарем, мальчик взвизгнул, изогнулся и укусил Гошу, тот ударил ладонью по лицу. Щека от пощечины покраснела, мальчик притих, испуганным взглядом он уставился на Милу, которая поднялась с пола и мелкими шажками, точно маленькими глотками, позволявшими не обжечься горячим чаем, приблизилась к ним.

– Неужели? – спросила она. – Неужели ты не хочешь оказаться с женщиной?

Гоша хмыкнул.

Он провел рукой по лицу мальчика.

– Нежная, – заметил он.

Юля закричал:

– Убирайтесь! Не трогайте меня!

– Конечно, – прошептал Гоша. – Только так…

– Никогда, – продолжал кричать Юля. – Никогда, – его глаза расширились и наполнились слезами. – Никогда!..

– Уже, – прошептала девушка, а молодой человек опустил руку ниже. Пальцами, слегка царапая, он провел по шее, приласкал под подбородком, наклонился и поцеловал в щеку. Девушка оказалась рядом – она запустила руки ему под рубашку и принялась массировать тело, трогать соски, щекотать подмышки. Мальчик выгнулся.

Мила улыбнулась.

– Ну же, щенок!..

Он взглянул на нее – по-другому, в синих глазах отразилась луна, которая светила где-то в Земляничном мире над тундрой, и с неуверенной улыбкой, в которой притаилась ухмылка.

Гоша покачал головой:

– Так не пойдет, – сказал он.

– Сыграем в две руки? – спросила Мила.

Гоша кивнул, но не стал лезть под рубашку, а, подхватив обмякшее тело, приподнял как куклу, уложил между собой и Милой. Юлькина голова оказалась зажата между коленей Гоши, а ноги вытянуты к девушке.

– Очень хорошо, – мурлыкнула она и облизнула губы. Ее руки скользили от туловища к голеням, постепенно и все быстрее, ощупывая, разглаживая складки одежды, добираясь до внутренних сторон бедер. Гоша уже не держал мальчика, просто положил его голову к себе на колени и слегка массировал его затылок.

Юлька изогнулся, когда Мила добралась до его ширинки. Он встретился взглядом с Гошей и затуманено улыбнулся ему.

– Хорошо, – сказал Гоша. Он наклонился и поцеловал Юльку в лоб. – Осторожней, – шепнул он и прижался щекой, мальчик хихикнул. – Что?

– Ты колючий!..

Гоша расплылся в улыбке:

– А если так? – спросил он, и закрыл рот мальчика поцелуем. На мгновение тот сжался, спрятав язык за зубами, но Гоша проявил настойчивость и через мгновение проскользнул внутрь, торопливо проводя языком по внутренней стороне зубов, играя с Юлькой, пытаясь проникнуть ему в глотку и дальше в саму сущность, в ту полость, где скрывается душа…

Мила тем временем придвинулась ближе, зажав между своих колен ноги мальчика, она разобралась с веревочкой, которая заменяла Юльке ремень, и приспустила штанишки.

– Какая гадость! – прошептала она, наклоняясь к паху мальчика. – Какая гадость!

Гоша скосил глаза и глянул на то, чем была занята Мила.

– Посмотри, – сказал он мальчику. – Я хочу, чтобы ты мне сделал то же самое.

Он приподнял голову и посмотрел на Милу, которая лизала кожу вокруг его гениталий. Круг ее прикосновений сужался, постепенно она подбиралась к его достоинству, которое заметно увеличилось и воспряло.

Юлька неуверенно перевел взгляд на Гошу:

– То же самое? – спросил он, растерянно глядя на парня.

– Да, – кивнул тот. – Давай!

Юлька заискивающе следил, как Гоша окончательно расстегнул ремень, пуговицы и спустил штаны, под которыми оказались плавки.

– Но я не смогу, – сказал Юля, испуганно глядя, как Гоша выпускает на волю чудовище.

– Я не смогу, – повторил он, когда Гоша положил руку к нему на голову и наклонил к себе.

– А ты постарайся, – ответил Гоша. – На самом деле, это не сложно. Сначала проведи языком по кожице, прикоснись к головке, потом приласкай эту дырку, – Гоша показал, – откуда ссышь. После этого возьмись рукой и, сдрачивая, засунь в рот, губами стараясь не допустить прикосновения зубов.

Юлька мотнул головой, но Гоша был неумолим:

– Давай, давай, – прошептал он, нетерпеливо наклоняя Юлину голову к своему возбужденному телу.

Юлька замер, разглядывая качающийся перед ним плод мужского дерева, затем послушно приоткрыл рот, высунул язык, и, как было указано, облизал словно эскимо.

Прикасаясь только губами, пока пряча язык во рту, Мила добралась до Юли, больше не стесненного одеждой. Выпустив левую грудь и пощипывая ее ногтями, она задрала юбку и, разминая заветный бугорок, принялась отсасывать у мальчика.

– Молодец, – похвалил Гоша. – У тебя все получается. Теперь поцелуй меня ниже.

Мила выпустила изо рта половой орган и одновременно совсем освободилась от юбки. Подтянувшись, она устроилась у Юли на коленях, затем, опустив голову и прижав к себе член, начала ласкать себя в промежности, с каждым кругом приближаясь к влагалищу. Она откинула голову и закатила глаза, прежде чем ввести его в себя.

Юлька вздрогнул.

– Что? – спросил Гоша. – Давай!

Юлька кротко глянул в его сторону.

– Ты, знаешь, никакой любви не существует, – объяснила Мила Юле, мастурбируя то у себя, то у него. – Это выдумка поэтов... – Она открыла глаза и посмотрела на него. – Повернись! – прикрикнула она. – Повернись ко мне, мальчик! Я хочу видеть твое лицо. Мне надо, – объяснила она. – Мне так надо, люди трахаются точно животные, которых мы видели. Мы ничем от них не отличаемся, ни верностью, ни честью, ни тем более достоинством!

Она раздвинула ноги и отпустила руки на волю, они отправились в путешествие между грудями и вагиной, нежно царапая белоснежную кожу. Мальчик без выражения следил за ними, – за каждой каплей крови, выпущенной на поверхность

– Ты понимаешь? – спросила она. – Ты уверен, что понимаешь? Ведь этого никто не понимает. Очевидно, что только нам дан разум, но он легко мутится при виде сексуального объекта, а запретные желания быстро сводят с ума, заставляя выходить на ночные улице маньяков и насильников. Иди ко мне, – позвала она, откидывая голову назад и выгибаясь перед ним неприличной буквой.

– Это бесполезно, – сказал Гоша. – Сейчас он ничего не понимает, ни одного твоего слова!

Юля обреченно раскачивался между ними, стукаясь головой то о мужское колено, то о женский живот.

– Давай, – прошептала Мила.

– Давай, – подтолкнул Гоша. – Давай! – воскликнул он, схватив мальчика за шею, и утопив головой, словно котенка, у нее между ног. – Давай, лижи! – приказал он.

Едва соображая, ничего не помня, не веря в существование будущего, Юля послушно высунул язык и провел по гладкой внутренней поверхности бедра.

– Ближе, – выдохнула Мила, откинув голову, она продолжала созерцать мир вверх ногами.

Почувствовав Гошин пинок, Юлька послушно перешел к влагалищу и словно голодный котенок, принялся вылизывать красную кожу, возбужденную и сочную, словно кусок мясного пирога, где вместе с начинкой изредка попадаются волосы.

У Милы началось тяжелое дыхание, со свистом между зубов вырвались вздохи, переходящие во взвизги и стенания, она прикусила губу и опустила руку, пальцы которой уткнулись мальчику в щеку. Она вдруг заплакала и поверила в любовь! Как будто это реальность, а не выдумка мечтателей-инопланетян, воображающих себя настоящими людьми.

– Скотина! Этот сосунок кончил мне в рот!!

Гоша скосил на нее правый глаз:

– Ты уверена?

Мила всплеснула руками:

– Совсем обезумел? – крикнула она. – Смотри! – сказала она и высунула язык. Он оказался розовым и немного белым от довольно не значительных потеков спермы.

– Да ты что?! – удивился Гоша. – Кто бы мог подумать!

– А что теперь дети уже в одиннадцать кончают? – продолжая сплевывать, спросила Мила. – Я не была такой развитой!

– Ему четырнадцать, – поправил Гоша.

– Все равно тебя посадят, – сказала Мила. – Не отвлекайся! – прикрикнула она на Юльку. – Лижи, мальчишка!..

Гоша улыбнулся и, пританцовывая, продолжил качать бедрами, пытаясь найти потерянный такт.

– А у тебя это когда-нибудь было с ребенком? – спросил он.

– У кого? – подняла глаза Мила. – У меня? Ну, может быть… А ты?

– Только с пятнадцатилетним парнишкой, – выдохнул он. – Тот меня соблазнил… Ну, до чего ж ты узкий! – прошептал вдруг Гоша, наклоняясь к скрюченному телу. – У тебя точно так никогда не было? Странно, что ты сумел кончить, все-таки в первый раз по-настоящему больно!

Мальчик ничего не ответил, он продолжал оставаться на четвереньках, крепко зажмурив глаза и сжав кулаки.

– Расслабься, будет легче! – посоветовала Мила, глянув ему в лицо.

Он не ответил и никак не дал понять, что взял в толк и будет как-то реагировать.

– Отвалите, суки! – взвизгнул кто-то рядом. – Пошли прочь скоты!

Мальчик вздрогнул, словно звук этого голоса напомнил о каких-то старых обещаниях и дал сигнал к действию, открыл глаза и посмотрел вокруг.

– Прочь! – раздался повторный вопль, и Мила выглянула из-под Юлькиного тела, чтобы обнаружить крикуна.

– Кто здесь? – спросил Гоша.

Мальчик вдруг дернулся, попытался оттолкнуть их и подняться на ноги, но, ощутив внутри член Гоши, скрючился, не удержался на ногах и свалился на Милу, которая попыталась уклониться и сбила с ног Гошу. Последний вскрикнул, взмахнул руками и свалился на мальчика и девушку, создав с ними кучу малу, в которой все смешалось. Через хмельной хохот, ругань и просто звуки елозящих по полу тел, по-прежнему прорывался чей-то отчаянный крик:

– Пошли прочь!

– Прекрати! – завизжала Мила и стукнула кого-то из двоих, крутящихся рядом. – Угомонитесь оба!

Юлька продолжал возню, а Гоша остановился, огляделся и попытался выбраться:

– Осторожней, ты мне все оттопчешь! – вдруг заорал он, но ни Мила, ни Юля не обратили внимания.

– Дети! – вскрикнул кто-то под ухом, и коричневым шариком взметнулся к потолку. – Дети! – повторил уже оттуда, – вы меня слышите?

Гоша задрал голову и посмотрел вверх:

– Ты что-нибудь видишь? – спросил он Милу.

– Да вон, – откликнулась она, – что-то мельтешит, – и она указала пальцем.

– Что-то? – переспросили сверху. – Что-то! – удивленно воскликнули там.

Мальчик тоже посмотрел наверх.

– Кто там? – спросил он.

– Юго, – позвала Мила. – Ты что ли?

– Мы удовлетворили тебя? – спросил Гоша прищурившись.

– Я здесь, – ответила Юго. – Юго держит обещание!

Она спустилась на полупрозрачных крыльях и повисла над головами присутствующих.

– Ты слышал, что Юго сказала тебе? – спросила она.

Мила внимательно пригляделась к человекоподобному существу, ожидающему ответа, потом повернулась к Гоше:

– Мне кажется, оно спрашивает тебя! – предположила она.

Гоша скривился:

– Да, – ответил он. – Ты что-то орало минуту назад.

– Я не орало, Юго сказала тебе убрать руки от Юли. Ты убрал?

Гоша отрицательно мотнул головой.

– Да ладно тебе… – воскликнул он. – Ты-то проведешь с ним еще не одну ночь, а мы уже сваливаем!

– Как уже уходите? – загоготала Юго и, взмахнув скипетром, зажатым в руке, огрела Гошу по голове. Удар оказался скорее неожиданным, чем чувствительным, и молодой человек отпрянул:

– Ты еще и кусаешься! – удивился он.

– Хочешь кончить мне в рот? – спросила Юго.

– Давай, – кивнул Гоша.

– Отлично, – улыбнулась она, демонстрируя несколько рядов острых зубов. – Вытаскивай свой инструмент, сейчас я его обработаю!

Гоша мотнул головой.

– Не хочешь? – спросила Юго. – Поздно! – воскликнула она и, взлетев к потолку, ощерилась зубами, выставила вперед скипетр и устремилась к Гоше. Как рассерженная птица, она заметалась вокруг него, клацая ртом, щелкая своей палочкой.

– Уйди! – вскрикнул Гоша, отмахиваясь обеими руками. – Пошла к черту!

Она пыталась кусать, била скипетром, рассерженно кричала, взлетала, крутилась над головой, снова пикировала и бросалась в атаку. Гоша кричал, отбивался руками, старался подняться с земли, терял равновесие и снова падал. Юлька отполз в сторону и сидел, привалившись к стене, склонив голову, словно человек, заснувший в пустом поезде. Мила была рядом с Гошей, наблюдая с улыбкой за его попытками избежать очередного штурма.

– Прекрати, – наконец пробормотала она и, нашарив рукой палку, попыталась сшибить Юго. Та удивленно отпрянула, посмотрела сверху на Милу и воскликнула:

– Тебя не трясут, не подмахивай!

– Дура, – откликнулась Мила. – Подойди ко мне, и я научу тебя как правильно сосать.

– Ты у меня первая отсосешь, – пообещала Юго.

– Чего ты разоралась? – спросил Гоша. – Я же сказал, мы уходим! Забирай своего мальчишку!

– На фиг он тебе? – поинтересовалась Мила.

Юго презрительно посмотрела на нее:

– Прелестная, совсем со своим гномиком позабыла, для чего нужны мужчины!

– Тебе напомнить? – спросила Мила. – А то у тебя мальчики, как взрослые самцы!

От хохота Юго зашла в крутое пике, совершив под потолком мертвую петлю:

– Для моих миниатюрных размеров сойдет и этот!

Мила скривилась:

– А для таких, как ты, карликов-мужчин не бывает?

– Тебе-то какая разница, кто для меня бывает! Что, тебе этот мальчик нужен?

– Вопрос в том, зачем он тебе нужен? – вступил в разговор Гоша. – В самом деле, будешь трахать его? Или отложишь яйца под кожу, чтобы личинки сожрали его изнутри?

– Заткнись, мужчина с женской душой! Оставь демагогию для праздника, а меня в покое!

– Кто бы говорил, Юго! – раздался новый голос.

Птичка с человеческим телом обернулась на звук.

– А! раб… – воскликнула она и разочарованно пожала плечами.

– Болтун! – парировал фавн. – Ты готов говорить?

Юго поднял миниатюрную ручку и кокетливо поправил волосики на головке.

– О чем? – воскликнула она. – О чем можно с тобой разговаривать?! Ты нагоняешь на меня скуку!

– Поговорим о делах! – предложил фавн.

– Я отдала тебе деньги! – взвизгнул Юго. – Что тебе еще надо?

– Ну, зачем так грубо, – сказал фавн, сморщив рожицу. – Как-то даже не удобно перед Юлей.

– Давайте не будем называть вещи своими именами! – Юго вся затряслась, как падучая, и разлеталась по комнате, сшибая паутину и старые абажуры с настенных ламп. – Неудобно ему! Стыдливый-то какой!

– Мы уходим, – напомнил фавн. – И я хотел убедиться, что все стороны довольны и полностью удовлетворены…

– Юля, – спросила Мила, – ты удовлетворен?

Мальчик не ответил. Он сидел на полу, обхватив колени руками и опустив голову.

– Не трогай его, – завопила Юго и спикировала к парнишке. Она опустилась к нему на левое плечо, вцепилась коготками покрепче и снова ощерилась своей зубастой улыбкой.

Но девушка словно не заметила:

– Слушай, а ты мальчик или девочка? – спросила она.

– Тебе-то какая разница?

– Мне без разницы, – согласилась Мила. – Просто ради научного интереса!.. Но я не успела ничего такого разглядеть, пока ты у меня под носом своими причиндалами трясла!

– Мы еще встретимся! – пообещала птичка.

Мила пожала плечами:

– Случайные связи – это не мой конек.

– Уходим, – повторил фавн, подойдя к Миле, он подтолкнул ее. – Уходим!

– Да, пожалуйста! – воскликнула она. – Идем, милый, – позвала она Гошу. – Уходим отсюда!

Гоша пожал плечами и глянул по сторонам:

– Нам куда?

Юго вскинула головку и злобно уставилась на него, казалось, она собирается выплюнуть очередное оскорбление, но, увидев, что люди заняты собственными делами, сдержалась и, нахохлившись, словно курица на насесте, прижалась к Юлиной голове.

– Вперед, – ответил фавн. – Отель выведет нас!

Они двинулись вдоль коридора, и Мила напоследок оглянулась на мальчика и крылатую тварь, примостившуюся у того на плече.

– Зачем ты заставил нас переспать с ребенком? – спросила она.

Фавн вздрогнул:

– Тебе не понравилось?

Гоша пожал плечами и обнял Милу за талию. Она на мгновение прижалась к нему:

– Мне просто любопытно!

– Научный интерес? – пошутил фавн.

Мила хмыкнула:

– Не ты, мой дорогой, сделал ему минет. Мне не впадло, но я могу узнать, для чего?

– Этого потребовала Юго.

– А сама?

Фавн расхохотался:

– Видимо, боялась не справиться! – но, помолчав, добавил: – Он хотел сохранить дружеские отношения с ребенком.

– Для чего ему мальчишка? Он нам не ответил.

– Не знаю! – покачал головой фавн. – Например, у меня есть вы, а у Юго никого!

– Но ты нас не насиловал! – заметил Гоша.

– Я едва удержался! – расхохотался фавн. Он казался веселый и нестарый. – Наверное, это потому что вы были уже обращены к темной стороне силы, – заметил он и подмигнул людям.

– А мальчик? – спросила Мила.

– Теперь он уже не мальчик! – сказал Гоша. – А после сегодняшнего вечера ему бы проконсультироваться с психологом…

– Вряд ли Юго предоставит ему такую возможность! – воскликнула Мила.

– Вряд ли Юля вырастит тогда добрым и отзывчивым!

– Вряд ли Юго нуждается в добром и отзывчивом спутнике! – заметил фавн.

Они спустились по огромной лестнице в холл гостиницы и остановились перед дверью.

– Что случилось? – спросил фавн. Он выглядел чрезвычайно довольным. – Чего стоим? Кого ждем?

– Гоша, открывай! – сказала Мила.

– Почему я? – возмутился он.

– Ты же единственный мужчина в нашей семье, – ответила Мила и снова прижалась к парню. – Давай!

Гоша нехотя потянулся и надавил ручку. Со слабым скрипом дверь распахнулась, и за ней показался новый мир. Он был серым.